«Министр культуры по утрам ходил в сарай за яйцами». Поговорили со старожилами довоенного элитного дома с бассейнами в санузлах

  8938

Третий Дом Советов построили в 1936 году около Оперного театра на улице Максима Горького 21/52. С 1991 года адрес поменялся на Максима Богдановича, 23. Угловое пятиэтажное здание с магазином на первом этаже существенно отличалось архитектурой от двух своих старших братьев. Его построили в стиле конструктивизма. Подобной стилистики в Минске осталось не так много. Самые знаменитые объекты — Дом правительства и Большой театр Беларуси. Сейчас по сравнению со своим могучим белоснежным соседом жилой дом выглядит совсем не как историческое здание. Шик утратила и декоративная штукатурка, которую со временем перекрасили в темно-серый цвет.

Несмотря на огласку истории дома, мемориальной таблички на здании так и не появилось. А помнить есть про кого. 24 июня 1941 года местные старики, женщины и дети прятались в бомбоубежище, которое находилось в подвале дома. Бомба, что попала в здание, заблокировала выход, по вентиляционным ходам распространился огонь. Все, кто находился в оборонительном сооружении, погибли. В тот день под землей осталось около ста человек. Не вернулись с войны и большинство офицеров, чьи семьи оказались в ловушке.

Частично пострадало и само здание. Крыло, что располагается ближе к Свислочи, выгорело. После 45-го года его восстановили. Еще во время ремонтных работ в дом начали въезжать министры, военные и культурные деятели БССР. В первых четырех подъездах были только трехкомнатные и четырехкомнатные квартиры.

Входные двери первого подъезда прячут за собой синие стены, с которых как шелуха отваливается краска. Подоконники величественных окон украшают не менее эффектные горшки с цветами. Кажется, им уже не первый десяток лет. Праздничное настроение в уставшем от жизни подъезде создает украшенная искусственная ель. В одной из 10 квартир уже больше 70 лет проживает Елена Анатольевна.

По ее рассказу, восстанавливали дом еще пленные немцы. Бабушка героини часто приносила им манную кашу, которую варила для внука.

— В 49-м году ордер на квартиру получил мой дедушка. До войны он был председателем Пинского облисполкома, а потом уже работал в Совмине. Когда началась война дедушка находился в Кисловодске. Мама к тому моменту уже закончила школу, но все еще не знала куда поступать. Война и определила ее судьбу. Бабушка рассказывала, что весь руководящий состав с семьями погрузили на баржи для эвакуации. Они сплавлялись три дня. Хорошо, что вода в реке была пресной, потому что ни еды, ни чистой воды никто с собой не брал. В чем были — так и поехали. Уже в Москве мама решила пойти в военкомат. Поскольку ей было всего 16 лет, на фронт ее не взяли, но отправили в военное училище связи в Саратов. Моего папу она встретила на войне. В 1945-м они поженились. Я была самой младшей в семье среди двух старших братьев, — рассказывает о родных героиня. Сейчас в живых никого из них нет. Связь женщина поддерживает лишь с племянниками, которые живут в другой стране. — Всех детей мама рожала в Беларуси. Так как папе по работе приходилось часто переезжать, нас в определенный момент решили оставить на бабушку, чтобы не прерывать учебный процесс. Мне тогда было 8 лет.

После школы Елена Анатольевна поступила в иняз. Братья к тому моменту перебрались к родителям. Такие же планы были и у молодой девушки, но все поменялось из-за замужества. Хотя и без того жизнь героини была очень насыщенной. По работе в свое время она побывала во многих городах и странах.

После каждого возвращения дома ждали обновления. То фасад здания поменяется, то из соседних квартир выходят незнакомые люди.

— В нашем подъезде жили министр культуры БССР Михаил Минкович и руководитель Белорусского телеграфного агентства Морозов Михаил Васильевич. Помню, что у него раньше всех появился телевизор и многие ходили в гости, чтобы его посмотреть. Соседями были и Эммануил Одельский — профессор и заслуженный деятель науки и техники БССР, и семья концертмейстера, народного артиста БССР Семена Толкачева. В третьем подъезде на втором этаже жили жена и дочь Змитрока Бядули.

В четвертом подъезде проживал министр мясной и молочной промышленности БССР, во втором — министр автомобильного транспорта БССР Анатолий Андреев. Там же находилась квартира военного атташе Самсонова. Многие уехали из этого дома после 1973 года. Им предложили квартиры в более новых домах или других городах. Такие объекты долго не пустовали, поэтому новых соседей ждать не приходилось.

Елена Анатольевна говорит, что где-то прочитала, что квартиры в последнем подъезде предназначались для прислуги, поэтому они были маленькими.

— Возможно, такое назначение было до войны, потому что в моем детстве в пятом подъезде жили заслуженные деятели. Если прислуга у кого-то и была, то проживала в квартирах с владельцами или где-то у себя. Например, у известного профессора, невролога Моисея Хазанова прислуга жила на кухне, — делится героиня. — В пятом подъезде есть такое полуподвальное помещение, где жил дворник со своей семьей. Дядя Ваня был у нас самым главным среди детей. Во дворе при нем сохранялся идеальный порядок. По совместительству мог кому-то что-то отремонтировать.

Женщина вспоминает, что дом и двор были огорожен красивым забором наподобие того, что стоит в парке Челюскинцев.

— Его убрали в 60−70-х годах, чтобы между людьми не было никаких препятствий — все должны быть равны. Признаться, я никого из соседних домов не знала. Мы были сами по себе, но очень дружными. Собирались вечерами по 20−30 человек — и неважно, кому сколько было лет. Отлично помню, что на месте, где у нас сейчас клумбы, в моем детстве стоял фонтан. Каждый Новый год около него мы устраивали утренники. Родители нас к ним готовили. Зимой катались на санках с горок. Одна из них была прямо у магазина на первом этаже.

Вход в бомбоубежище располагался в первом подъезде. Его охраняла большая металлическая дверь. После войны жители дома обустроили убежище под библиотеку и детскую комнату.

— Дети приносили туда свои книги и игры. Родители сидели и следили за происходящим, ведь знали кто на что способен.

Елена Анатольевна говорит, что в те времена о трагедии никто не говорил. Она узнала о погибших в бомбоубежище людях только несколько лет назад, когда во дворе появился камень с датой трагедии. Сделал такой мемориал местный житель.

Сейчас часть первого этажа, где располагалась парадная и вход в бомбоубежище, отдан под коммерцию.

Во дворе стояли двухэтажные сараи, которые использовали как подвал или гараж. У семьи Елены Анатольевны он был на первом этаже и представлял собой огромный погреб. Когда у них появился «Запорожец», они сделали пол, чтобы туда можно было поставить машину.

— На второй этаж вела лестница. Под ней был небольшой выступ, и министр культуры сделал гараж для своего «Москвича». Так как в квартирах еще были печки, некоторые держали в своих сарайчиках дрова. В те времена мы еще частенько ходили в баню, которая находилась на месте нынешнего Троицкого предместья.

Картинки «Троицкого» в памяти Елены Анатольевны отличаются от того, как историческая застройка выглядит сейчас. В ее детстве это были бараки с туалетами на улице. За банями стояла колонка, где местные, в том числе и жители Третьего Дома Советов, набирали воду.

Изюминкой квартир в пятиэтажке стали ванные комнаты. Все дело в том, что вместо ванн, там изначально были сделаны мини-бассейны из цементно-мраморной крошки. Они утопали в пол, поэтому у соседей снизу часть потолка провисала примерно на полметра. Правда такими санузлами обладали не все. В пятом подъезде бассейнов не было, но об этом чуть позже. Некоторые жильцы дома сделали ремонт и поставили ванну или душ. Семья героини бассейн сохранила, чуть укоротив его в длине. Говорит, что он удобен, маленьких детей можно было учить в нем плавать.

Вообще героиня довольна своей квартирой. Правда до уровня элитки дом уже не дотягивает из-за своего состояния.

— Во время ремонта в квартире бригада мастеров заметила, что у нас сгнила несущая балка на потолке. Все из-за того, что крыша постоянно текла. Застеклили балкон — тоже плохо. При этом метровые сосульки никто с крыши снимать не спешит. Я не понимаю, почему нам лифт не могут пристроить, как сделали это с домами на проспекте Независимости около «Вечернего Минска». Одно время задумывалась о продаже, но дочь не позволила, очень любит это место и дорожит им.

Со двора Третий Дом Советов кажется крохотным и зажатым. Весь вид на берег Свислочи жадно съел дом Чижа. Его строительство стало причиной сноса тех самых старых сараев. Не так много места осталось для стоянки машин, еще меньше для детской площадки.

Из-за расположения на горке входная группа пятого подъезда находятся в углублении. Для нездешних поход в гости может обернуться чем-то экстремальным, так как ступени в том же четвертом подъезде где-то отбиты или стоят под уклоном. Было бы ошибкой не взглянуть на единственный сохранившийся проходной подъезд.

Уникальным в Третьем Доме Советов можно назвать и последний пятый подъезд. Если предыдущие отличались большими площадями и наличием 3 и 4 комнат, то тут располагаются лишь двухкомнатные квартиры с очень маленькими кухнями. Бассейнов в санузле здесь не найти, но на протяжении двух десятков лет на кухне стояли еще и ванны. Считается, что именно эти квартиры были построены для прислуги.

Юля — представитель третьего поколения семьи, которая живет в этом доме. Девушке несказанно повезло, ведь своих бабушек и дедушек она могла навещать несколько раз на день. А все потому, что все они жили в одном подъезде. Родители Юли тоже выросли в этом доме. Они с детства дружили, а став старше — поженились.

— Дедушка Константин Станкевич — отец моего папы, был помощником председателя Совмина Пантелеймона Пономаренко. Поэтому он и получил ключи от здешней квартиры. В последние годы жизни он переводил на белорусский язык труды Ленина, «Капитал» Маркса и детские сказки. Бабушка с маминой стороны, Раиса Дракова, была почерковедом и одной из пяти родоначальников экспертного дела в БССР. Мои родители не единственный пример, чья дружба в этом доме переросла в брак. Дядя, старший брат отца, женился на девушке, что жила на первом этаже в четвертом подъезде. Родителям было 22 и 23 года, когда они создали семью. Сейчас, к сожалению, их уже с нами нет. Изначально 48 квартира, в которой жила бабушка Раиса, была коммунальной. Она с детьми занимала маленькую комнату, а в большой жил ее начальник. Позже он переехал в соседнюю.

Квартиры в пятом подъезде небольшие. Кухня занимает 4−5 метров. В 60-х места для готовки было еще меньше, ведь там стояла и ванна. Только в 80-е ее отгородили стеной и соединили с туалетом. Там в стене между кухней и санузлом появилось окно. В доме можно заметить и дымоход, хотя печки убрали тогда же, когда поставили ванны.

Отец Юли тоже рассказывал дочери, что их крыло строили пленные немцы. Сараи во дворе служили им общежитием.

— По словам папы, к ним не очень хорошо относились, но старались подкармливать. Они делали все строительные работы под присмотром. Наверное, в том числе и поэтому у нас с каждым этажом высота потолков увеличивается — от 2,80 м до 3,20 м.

Еще отец героини часто любил вспоминать как дядя Миша — так он называл министра культуры — держал в сарае куриц и по утрам ходил за свежими яйцами.

Юля очень любит свой дом и с теплотой вспоминает свое детство. Девушка отмечает, что статусность семей в их поколении уже роли не играла, так как известными были их бабушки и дедушки. Ее мама работала медработником, а папа — токарем.

— В детстве я могла спокойно войти в любую квартиру своего подъезда. Двери здесь не закрывали на замки. Меня обязательно бы покормили обедом или ужином. Мои родители без проблем могли оставить на попечении любого из проживающих. 45 квартира принадлежала советской певице Софье Друкер и ее супругу Григорию Прагину. Его я называла дядей Гришей. В моменты, когда меня оставляли на него, он учил меня играть в шахматы, даже подарил мне их. Вот такой вот друг был у пятилетней девочки. Интересна семья тем, что Софья Юрьевна была на тот момент одной из певиц нашего оперного театра, а дядя Гриша на определенном этапе руководил филармонией. В их семье случилась страшная трагедия: на войне погиб сын, и они остались совершенно одни встречать старость. При этом сохранили друг к другу очень теплые отношения. Помню, что уже в почтенном возрасте они всегда гуляли, держась за руки. Их жизни оборвались в один день.

Девушка вспоминает, что ее папа вместе с другими мужчинами его возраста заливали детям каток во дворе. Там мальчики играли в хоккей. Воротами служили ящики. Стояли во дворе и две беседки, где взрослые собирались за нардами и домино, а молодежь пела песни под гитару.

— У нас в доме жил журналист «Прессбола» Анатолий Генералов. Он умер не так давно. Толик был одним из немногих мальчишек, с кем я в детстве играла в футбол.

Еще одним излюбленным местом Юли был местный магазин. В ее детстве он был номерной, а потом получил название «Троицкий».

— Он здорово обеспечивал продуктами и отличался от остальных магазинов в городе. Мы знали всех продавцов. Они даже разрешали нам считать на кассе: брали детей к себе на руки и показывали, какие кнопки нажимать. Очень хорошо помню тетю Нину, которая приобщила меня к труду продавца.

Со времен детства Юлии во дворе изменилось многое: на месте пункта приема стеклотары появился памятник дому Максима Богдановича и исчезли ворота, которые днем служили эдакими качелями для детей, на месте сараев вырос огромный дом. По сей день сохранились лишь ворота в арке со стороны проезжей части.

Сейчас в квартирах бабушек и дедушек живет не только Юля, но и ее дети. Они тоже ценят историю этого дома и не хотят никуда уезжать.

«Софья Друкер давала нам за помощь по 20 копеек»

Александр Петрович работает заведующим кафедры на факультете географии и геоинформатики БГУ. Он тоже давний житель здешнего дома, с 1956 года. Его родители Петр Адамович и Мария Давыдовна Романкевич получили квартиру в 5 подъезде в 1951-м. Отец трудился над восстановлением города после войны, в частности отстраивал главный проспект столицы.

— Он успел отучиться всего лишь год в техникуме. А во время войны партизанил в Логойском районе в особой партизанской бригаде имени «Димы». Одной из задач отряда была ликвидация Вильгельма Кубе, который виновен в смерти десятков тысяч мирных людей. Папа хорошо дружил с Марией Борисовной Осиповой (создательница и руководительница одной из первых подпольных организаций в оккупированном Минске, а также участник операции по устранению Кубе). Партизаны даже после войны дружили, но уже семьями, часто бывали друг у друга в гостях.

По словам Александра Петровича, в доме между этажами лежат деревянные перекрытия, в стенах есть дранки.

— Кухню и прихожую от комнаты отделяет толстая доска со слоем штукатурки. За ней идет дранка толщиной 2−3 мм. Раньше ни у кого не было обоев, красили стены краской, пытались рисовать какие-то картинки. На полу лежали доски, которые частенько красили. Сколько же слоев краски за все годы там было…

Напомним, ванна в квартирах последнего подъезда стояла в кухне. Отец Александра Петровича придумал специальный настил, который закрывал ванну и служил дополнительной рабочей поверхностью.

— Папа постоянно шутил, что такое расположение ему очень нравится. Мол, сидя в горячей воде, легко может дотянуться до сковородки и стянуть шкварку.

Мужчина помнит всех местных известных людей. О них рассказывали наши героини. Несмотря на то, что статус был разный, никто себя выше других не ставил. С Софьей Друкер у Александра Петровича особенные воспоминания.

— Когда она вместе с супругом ездила летом на дачу, для местных детей это был настоящий праздник. Мы помогали выносить и заносить вещи, а за это она давала нам по 15−20 копеек на мороженое. Так получилось, что мы позже купили ее квартиру.

Александр Петрович говорит, что их двор был очень дружным, а вот жители соседних домов их недолюбливали. Все-таки в Третьем Доме Советов условия были куда комфортнее. Александр вспоминает рассказы старших друзей. Они частенько дрались с ребятами из домов № 25, № 27 и Троицкого предместья.

— В моем детстве таких разборок уже не было.

В тяжелые времена жители элитного дома приспосабливали свои сараи на первом этаже для выращивания кур и свиней. Пение петухов по утрам было еще то, делится мужчина.

— За сараями стоял деревянный забор на бетонных столбах. На месте дома Чижа находились деревянные бараки. Их построили для работников и офицеров Суворовского училища.

Во дворе росло много деревьев, в том числе и яблонь. Жильцы по весне самостоятельно собирались на субботник и расчищали придомовую территорию.

— Отец приносил с работы скворечники, а мы уже залазили на деревья и оборачивали их веревкой. Гвозди нам никто не давал, бережно относились к природе.